Места: Русский мир, города России, Русский Север
Смыслы: Путеводитель по внутреннему миру
«Эти повести занимательны, их нельзя читать без удовольствия <…> но они не художественные создания, а просто сказки и побасёнки»
В.Г.Белинский
Что есть «русский дух»?
«Повести Ивана Петровича Белкина»: «История села Горюхина»
Введение.
По окончании работы над романом «Дубровский» (публикуется отдельной статьей «Неизвестный Дубровский») я познакомился с книгой А.Н.Баркова «Прогулки с Евгением Онегиным». В «Прогулках…» Барков сформулировал положения теории, согласно которой мениппея является фундаментальной надструктурой, охватывающей все три рода литературы: драму, лирику и эпос. Мениппея - не изобретение писателей, она отражает наш способ мышления и коммуникации. Эта надструктура самопроизвольно возникает в интеллектуальном пространстве читателя. Она формирует наше восприятие произведения, построенного как повествование явного или неявного рассказчика и, таким образом, имеющего несколько фабул и вложенные сюжеты. Смысл произведения оказывается нетривиальным, а идея красивой. Красота же нередко обнаруживает истину.
Знание структуры не заменяет литературное чутье и интуитивные прозрения, необходимые при исследованиях. Но возможность пользоваться разработанным А.Н. Барковым инструментом анализа мениппей позволяет видеть замысел автора. Простая новелла может оказаться удивительно емким произведением, одновременно и сатирическим, смешным и серьезным - в зависимости от позиции, занимаемой наблюдателем (читателем). Безусловно, его труд - большой шаг в развитии филологии, как науки.
Перехожу к «Повестям Ивана Петровича Белкина» (ПБ) и «Истории села Горюхина». Мы имеем дело с трехслойной (и даже более) структурой вложенных сюжетов, смыслов, и их взаимных отражений. Вы не найдете в этой работе детального анализа метасюжета, которому А.Н.Барков уделил основное внимание. То есть, я не буду соотносить героев обрамляющего сюжета (Ивана Петровича Белкина, придуманного им летописца села Горюхина, а также рассказчиков: титулярного советника А. Г. Н., подполковника И. Л. П., приказчика Б. В., девиц К. И. Т.) с реальными историческими лицами, так как предполагаю, что это гораздо лучше меня сделают профессиональные исследователи, опираясь на гигантский базис и профессиональные знания. В основном я сосредоточусь на самом этом обрамляющем сказы сюжете, на композиции всего произведения,на привычном мне анализе самих новелл, а также на героях повестей и целях рассказчиков. Моя задача: помочь читателям отойти от восприятия «Повестей Ивана Петровича Белкина», как пустых побасенок (односюжетных, плоских притчей) и увидеть все произведение в объеме.
Привычный мне метод опирается исключительно на анализ текста (изнутри) и привлечение внешних к произведению фактов и контекста только для уточнения и проверки вывода. Этот подход мне кажется естественным и в данном случае единственно правильным. Для успеха в этих ограниченных рамках требуется в большей степени здравый смысл и умение погружаться в ткань повествования, нежели профессиональные знания.
Важным исходным постулатом я определил для себя утверждение о гениальности и добросовестности (как автора)А.С.Пушкина и с удовольствием обнаружил это утверждение у Баркова в качестве единственной аксиомы в его анализе.
Как-то раз моя дочь пришла домой после школы и спросила, зачем великий Пушкин написал такие безделушки, как болдинские рассказы. Я ответил парой фраз, но обстоятельно решил побеседовать позже. Спустя время просмотрел школьный учебник и поразился, как унизительно поверхностно для Пушкина представлены детям его гениальные зарисовки из жизни. Впрочем, если вспомнить уже забытую советскую школу, она не отличалась в лучшую сторону.
Это повелось со времен Белинского, которого в любом произведении интересовала в основном критика царизма. Обнаружив у автора эту основную идею, душу, как ему казалось, произведения, он эту душу извлекал, обнажал, снимая покровы и кромсал литературное тело, как патологоанатом режет труп убитого человека. В этом проявлялась его любовь к литературе. Критика, следуя им проторенной дорожкой, до сих пор сосредотачиваетсяне на идеях и смыслах,вдохновивших автора, не на истинной душе его творения, ана социальной значимости, а также формах, схемах, литературных образах, стилях, жанрах и т.д. Но какой же смысл рассуждать о кистях и красках художника вместо того, чтобы любоваться живописью?
По следам Белинского идет современное преподавание классики в школах и университетах. В результате совершенно выхолащиваются мысли писателей и уничтожается великая воспитательная сила их творчества.Вот, например, типичный отрывок из лекции на филологическом факультете одного из университетов на тему болдинских рассказов Пушкина:
«Читатели давно заметили, что повести не поддаются пересказу — пересказывать оказывается нечего. Как, например, пересказать «Выстрел» — два человека из-за пустяка вышли стреляться, но один из дуэлянтов отказался стрелять, через несколько лет он приехал сделать свой выстрел, но опять отказался? Повесть «Гробовщик» тем более невозможно пересказать — гробовщик увидел страшный сон про то, как к нему в гости пришли мертвецы, а утром обрадовался, что это всего лишь сон. Б.М.Эйхенбаум описал эту особенность «Повестей Белкина» как несовпадение композиции с фабулой: «При простой фабуле получается сложное сюжетное построение. «Выстрел» можно вытянуть в одну прямую линию — история дуэли Сильвио с графом». В самом деле, в повести «Выстрел» повествование ведётся от имени человека, наблюдающего странное поведение Сильвио, который только в конце I части повести рассказал о своем отложенном выстреле, а во II части после долгих «лишних» подробностей, например, признаний повествователя о том, что ему было скучно, что он перечитал все книги в доме, что пробовал пить неподслащённую наливку, но от неё у него болела голова и т.д., читатель узнает продолжение истории об отложенном выстреле. Что именно пересказывать, а значит, на что именно обращать внимание при чтении: порядок изложения истории (но какой в этом смысл?) или сюжет истории с выстрелом (но выстрела, кстати, так и не было!)».
Сразу кратко выскажусь о цели, которая на мой взгляд была искусно достигнута Пушкиным с помощью очень скромных средств и при минимальном объеме текста. Ему удалось схватить и передать читателю то, что почти всегда ускользает из прозы – дух народа и ощущение прикосновения к жизни. Удивительно, что художественный уровень самих новелл невысок и доступен почти рядовому писателю, каковым и является по задумке Александра Сергеевича сельский писатель-барин И.П.Белкин. Как нередко бывает с образованными людьми, поселившимися на земле, Белкин нашел себе занятие в собирании слышанных от разных людей историй, которые бы вместе составили энциклопедию русской жизни. Белкин достаточно умен и прозорлив, но не гениален. Его проза – это работа ученого-этнографа. Недостаток таланта и мастерства этого героя было новаторски и тонко компенсировано композиционной структурой «Повестей…». Только рассматривая весь цикл повестей, мы обнаруживаем за простоватым Белкиным и его неискусной прозой стратегический замысел Пушкина, его владение стилями рассказчиков из разных сословий, которые проступают через литературную обработку писателя Белкина, различие мировосприятия, духа различных слоев российского общества и то общее, что их всех объединяет. Пушкин ради большего отказывается от мастерского владения словом, которое в данном случае было бы помехой в непосредственной передаче духа и мировосприятия героев, рассказчиков историй и писателя Белкина. При этом Пушкину удалось совершенно избежать неприемлемой для художественного вкуса прямой дидактики.
Итак, цель «Повестей Ивана Петровича Белкина» - художественное изображение «русского духа», постепенно как пар поднимающегося от почвы и различно распределенного по стратам общества от самых низов до высших слоев, и своеобразно проявляющего себя на каждом из этих уровней. Потому так важны все повести вместе – они охватывают весь народ,основные сословия. Отдельно от них стоит та самая парящая «русским духом» почва: «История села Горюхина».
Итак, приступим…
История села Горюхина.
Почва.
Для начала обратим внимание на структуру повести. Автором «Истории села Горюхина» является некий Белкин. Мы об этом догадываемся (прямого указания нет) из упоминания деда и прадеда летописца: Ивана Андреевича и Андрея Степановича Белкиных. Но при внимательном рассмотрении обнаруживается, что Иван Петрович Белкин, автор «Повестей…» и летописец Белкин – это разные лица, отличные почти во всем: и характером, и образованием, интересами, стилем письма и даже годом рождения. Главный герой «Истории…» мог бы оказаться родственником Ивана Петровича (например, братом), но автобиографичность (хотя и неполная) это исключает: не могло быть два барина-литератора в одном селе почти в одно время, при том что в письме соседа из села Ненарадово и в летописи упоминается один. Таким образом, Иван Петрович Белкин, сам будучи вымышленным персонажем и автором «Истории села Горюхино», и цикла «Повестей…», как и любой почти писатель не захотел ставить себя в центр повествования и ведет его от лица выдуманного им летописца Белкина. Это не просто следование каким-то правилам или потакание вкусу публики. Очевидно, «писатель» хотел достичь совершенно определенной цели, которая прояснится позднее.
Главный герой, бытописатель «страны Горюхино», несмотря на краткость сведений о нем, представлен Белкиным ярко, даже талантливо. Создавая этот во многом автобиографичный образ, Белкин удалил из с него все городское, все из слоя высшего общества, что могло бы исказить простоту и непосредственность истинного горюхинца. Он делает летописца моложе себя, перенося его рождение с 1798 на 1801 год, «спрятав» три года, возможно потраченные Иваном Петровичем на столичное образование (в точности сведений о возрасте и жизни самого Ивана Петровича, полученных от соседа-помещика, сомневаться не приходится: последний до крайности педантичен). Летописец всю сознательную жизнь провел в родном селе. Три недели в московском пансионе Мейера и несколько лет службы в гвардии были настолько несущественны для формирования его мироощущения и образа мыслей, что он уделил этому пару строчек и то из природной скрупулёзности. Умению выражать мысли понятным для образованного читателя образом он научился из единственной книги, которую выучил наизусть еще в детстве. Это был выдержавший десять изданий «Письмовник» профессора Николая Курганова, который имелся почти в каждом образованном семействе России. Обычный письмовник – нечто вроде современной школьной хрестоматии. В ней собраны примеры эклогий, стансев, сонетов, идиллий, басен, мадригалов, эпитафий, исторических анекдотов, изложены основы стихосложения и грамматики, сведения из разных областей науки и т.д. – все то, что нужно было «образованному» человеку того времени. Содержание письмовника автор усвоил к десяти годам, хотя каждый раз находил в нем новые красоты. Все остальные сведения о мире он почерпнул из сельской жизни: мальчишкой играл на равных с дворовыми ребятами; повзрослев, жил общими со всеми заботами. Единственное его отличие от односельчан, кроме того что он номинально оставался барином, состояло в большейза всю историю села образованности. Следуя зову сердца, молодой человек принялся писать. Писал, естественно, по лекалам единственной известной ему книги. Стихосложение не задалось, получилась одна эпиграмма; в остальных жанрах: одно назидание и несколько анекдотов, слышанных от разных особ и «украшенных живостью воображения», которые он назвал повестями. На этом запас историй и мыслей (удалась одна) истощился. Но он, пребывая в поиске, не отчаивался: «Мысль оставить мелочные и сомнительные анекдоты для повествования истинных и великих происшествий давно тревожила мое воображение. Бытьсудиею, наблюдателем и пророком веков и народов казалось мне высшею степенью, доступной для писателя». Нежданно-негаданно обнаруживается настоящий исторический источник: множество календарей почти за полвека с надписями. Наш герой с рвением приступает к великому делу, главному в его жизни: созданию летописи села Горюхина. Читая его труд, любой улыбнется: фигура «летописца», судии и пророка выглядит довольно комичной. Но не будем торопиться…
Как я уже отмечал, «писатель» Белкин –достаточно талантлив, он способен в немногих словах героя (летописца Белкина) передать атмосферу народной жизни и погрузить в нее читателя. Архаизмы летописца - это не помарки «плохого» писателя Белкина (здесь я не согласен с А.Н.Барковым), они наивно взяты летописцем из книги, подобие которой он пытается создать. Он пишет свой письмовник, подражая Курганову. Оттуда же, из единственной читанной им книги, последовательность литературных опытов: прямо по оглавлению «Письмовника». И.П. Белкин стоит в общественной страте выше него, ставшего (или бывшего) простым, хоть и образованным, сельским жителем. Но у них есть и общая черта: природная, почти от рождения тяга к литературному творчеству - признак природного дара.
Но, очевидно, Ивану Петровичу Белкину не хватает опыта. Создавая образ летописца, он «проговаривается», приписывая ему увлечение современной литературой и упоминая детали уже своей биографии. Откуда у него знание мелодрамы Коцебы или поэмы В.Л. Пушкина,французской истории по Милоту и т.д.? Эта образованность совершенно выбивается из образа простеца, коего «успехи … хотя были медленны, но благонадежны», и который «на десятом году от роду… знал уже почти все то, что поныне осталось… в памяти, от природы слабой». В Петербурге он «каждый день тихонько ходил… в театр, в галерею четвертого яруса. Всех актеров узнал по имени и страстно влюбился в **, игравшую с большим искусством в одно воскресенье роль Амалии в драме «Ненависть к людям и раскаяние»». «Горюхинец» читает не только стихи и прозу, но труды современных историков, литературную критику. Он погружен с головой в литературную жизнь, проводит время за чтением литературных журналов, и так бывает увлечен ими, что не находит времени поднять глаза и посмотреть на соседа за столиком в кафе. Однажды им оказался известный литератор. Белкин, услышав краем уха знакомую фамилию, все бросает и бежит за ним следом. Что-то не вяжется это с образом слабого памятью сельского домоседа.
Иван Петрович видит несоответствие, но ему хочется на что-то намекнуть, очень хочется показать образованность своего героя, в которой совсем недавно ему полностью отказал. Он, правда неумело, подсказывает: «Не относитесь поверхностно, пренебрежительно, со снисхождением к «Истории села Горюхина». Летописец, хотя и кажется наивным, вовсе не дурак, за его странной манерой и простодушием проглядывает нечто важное и большое. Не воспринимайте его летопись как мою сатиру, насмешку над самомнением «пророка веков и народов». И я, человек образованный и тонко чувствующий, не стал бы для вас представлять низкопробную литературу».
Проговорившись, Иван Петрович чувствует, что вышло криво и пытается выправить: мол, герой прочитал поэмы, когда переписывал тетрадки, ходившие по рукам. И в столице был-то всего неделю - ничего путного за неделю не приобресть для ума… «Как же успел узнать всех актеров? - спросим мы. - Когда пристрастился по утрам читать литературную критику?» Неубедительно!Мы понимаем, что «оговорки» попущены писателю Белкину более высокой инстанцией – А.С.Пушкиным. Так, умалив искусность «писателя» Белкина, Пушкин решил задачу разделения повести на два сюжетных уровня. Это тем более оправдано, что сверхзадача Пушкина решается общей композицией всех текстов, связанных с Иваном Петровичем Белкиным, а не его писательским мастерством и талантом.
Итак, попробуем разобраться с общей структурой произведения и с героями, находящимися как внутри, так и за пределами основной новеллы.
На низшем уровне мениппеи, на уровне сказа мы узнаем много всего из жизни простого русского крестьянства: когда женились, как работали, отдыхали, что праздновали, во что верили. Эта этнография, очевидно, очень интересна самому летописцу – ведь он занят «серьезным» делом. И для нас это может быть занимательно, если мы любим историю. Но самостоятельной художественной ценности в этом описании нет. Кроме того, мы не знаем, насколько можно доверять написанному – автор кажется нам то смешным и недалеким, даже комичным, то наивным. Мы не до конца чувствуем, понимаем, что за человек, этот летописец.
Если подняться выше летописца Белкина в иерархии мениппеи, мы увидим перед собой его первообраз - Ивана Петровича Белкина. Прежде всего перед нами встает вопрос: зачем Пушкину понадобилось разделение на два Белкина - умного и образованного писателя и простеца-летописца? Дело в том, что этот прием позволяет взглянуть на летопись и его автора глазами Ивана Петровича Белкина, мы получаем новую точку обзора и его эстетическую и этическую оценку. И этого оказывается достаточно, чтобы одномерный сказ о глухом селе приобрел объем. Мы начинаем понимать, что наш летописец не сельский дурачок – ведь Иван Петрович писал его с себя, и при том с явной симпатией. Легко видеть, что оба они любят и сельскую жизнь, и народ. Иван Петрович Белкин знает жизнь на земле не хуже своего героя, но, очевидно, без перевоплощения в летописца он описал бы ее иначе, не так наивно и искренне. И тогда утратилась бы непосредственность и погруженность в среду бытописателя; описание извне и свыше лишило бы рассказ жизни, то есть духа. А передать дух – это наивысшее искусство и талант писателя. Летописец же смотрит на все глазами народа, потому что он и есть сам этот народ. И мы теперь видим народ его умом, используя его органы чувств. Дух духом.
Поначалу, в предисловии к летописи, чувствуется еще влияние мира вокруг, встречаются обрывки сведений из прежней жизни и чувствуется тот, еще внешний, образ мыслей молодого Белкина. Постепенно это влияние затухает, и перед нами открывается новый мир. Так в лице обученного грамоте горюхинца мы получили идеального бытописателя русской жизни. Нашему летописцу не нужно погружаться в народную среду: он плоть от плоти народной. Даже Платов Лескова - это уже нечто рафинированное. Гоголь в «Тарасе…» или в «Вечерах…» хотя и ухватил народное, но подал его переваренным умом образованного литератора. Весь образованный класс, от дворян до разночинцев, ходили в народ, но крестьянская среда не впускала их, выдавливала как инородное тело. Это доставляло страдания русскому образованному обществу, что отражено в обширной литературе того времени. Многие брались, но никто до Белкина и даже после не описал жизнь русского народа изнутри с такой простотой и ясностью: для этого в глубинах народа не хватало навыка современной письменной речи, а у образованных выходцев из народной гущи не оставалось духа, погруженности в среду. Я говорю именно о духе, а не о быте и этнографии. Пушкин (в лице Ивана Петровича Белкина) – едва не единственный, кому удалось донести до нас русскую народную жизнь на уровне почти запахов, испарений почвы, через восприятие духа, не одними словами. Кроме писательского таланта именно структура вложенных новелл – то средство, которое позволило добиться почти невозможного.
Вчитайтесь в летопись, перевоплотитесь вслед за Иваном Петровичем Белкиным, посмотрите на мир глазами горюхинского летописца и рядового жителя (что в данном случае одно и то же). Это мир реальности легенд и сказок, где «леший бродит…», мир за пределами которого едва видны неясные очертания иных стран (соседних сел Дериухово, Перкухово, Бесовского болота), где великоросское наречие – это почти иноземная речь («Язык горюхинский есть решительно отрасль славянского, но столь же разнится от него, как и русский»). Здесь мы встречаемся с народным творчеством в его самом простодушном виде.
Вот перед нами Архип Лысый с его «сатирическим стихотворением», которое в «нежности» не уступит «эклогам известного Виргилия, в красоте воображения далеко превосходит… идиллии г-на Сумарокова (идиллии Сумарокова приведены в «Письмовнике» Курганова – прим. И.С.) . И хотя в щеголеватости слога и уступает новейшим произведениям наших муз, но равняются с ними затейливостию и остроумием:
Ко боярскому двору
Антон староста идет,
Бирки в пазухе несет,
Боярину подает,
А боярин смотрит,
Ничего не смыслит.
Ах ты, староста Антон,
Обокрал бояр кругом,
Село по миру пустил,
Старостиху надарил»
Это не слабоумие, как может показаться. Мы сталкиваемся с совершенно мифическим сознанием, сформированным на бескрайних русских просторах тяготами сельской жизни, разбавленной баснями, песнями, сказками, библейскими историями. Эффект погружения в иную реальность называют состоянием измененного сознания. Иногда этот эффект достигается гипнозом. Но здесь перед нами не искусственный мир, а разлитый на обширной земле «русский дух». Если его вдохнуть, можно забыть то, что осталось где-то далеко, в каких-то далях дальних.
Надышавшись, летописец перестает отличать миф от реальности: «После генерала Племянникова, у которого батюшка был некогда адъютантом, Курганов казался мне величайшим человеком. Я расспрашивал о нем у всех, и, к сожалению, никто не мог удовлетворить моему любопытству… Мрак неизвестности окружал его как некоего древнего полубога; иногда я даже сомневался в истине его существования».
Или вот еще нечто столь же замечательное: «Науки, искусства и поэзия издревле находились в Горюхине в довольно цветущем состоянии... Летописи упоминают о земском Терентии, жившем около 1767 году, умевшем писать не только правой, но и левою рукою. Сей необыкновенный человек прославился в околотке сочинением всякого роду писем, челобитьев, партикулярных пашпортов и т. п. Неоднократно пострадав за свое искусство, услужливость и участие в разных замечательных происшествиях, он умер уже в глубокой старости, в то самое время, как приучался писать правою ногою, ибо почерка обеих рук его были уже слишком известны. Он играет, как читатель увидит ниже, важную роль и в истории Горюхина».
А как прекрасна аллюзия горюхинцев на непорочное зачатие с деревенской пастушкой, сделавшейся беременною и немогущей «удовлетворительно объяснить сего случая»! «Глас народный обвинил болотного беса», то есть духа, но не святого. Простота народная здесь такова, так чисто передана, что и мысли злой на ум не прийдет.
Никогда не читал я столь краткого текста, написанного рукой «просветленного» автора, способного погрузить читателя целиком в иной мир. Подобное доступно только средствами религиозных мистерий, но уникальность «Истории села Горюхино» в том, что это почти исторически достоверная вещь, как настоящая летопись. Такова гениальность Пушкина, за время сидения в Михайловском перевоплотившегося в «горюхинца». Я мог бы здесь подробно смаковать каждый абзац повести, делать выводы, но оставлю это на усмотрение читателей. Главное понять, что нужно нырнуть в этот мир, перевоплотиться, даже преобразиться – и тогда откроется иная реальность. Мы почувствуем: «там русский дух… там Русью пахнет».
(Продолжение следует)
Поделитесь им также в социальных сетях!
Пока никто не оставлял здесь комментариев.