Трудная дорога в «Славном море». Байкал - часть 2

Утром я оценил место, в котором оказался, южную сторону полуострова, оконечность которого называется мысом Котельниковский. Оно одарено от природы красотою и удобством, как ни одно другое, из тех, что я видел прежде. Под вытянутою вдоль берега горою, высотой метров 100, на ровном месте разреженная лиственничная роща, слегка разбавленная тополем. Песчаный пляж, редкостный среди галечно-валунных берегов этих мест. Солнечная сторона. Вдоль берега, за песчаным пляжем свирепые байкальские штормы наметали великое множество плавника, которого хватило бы лет на 200 всем туристам, посещающим этот берег. В добавок множество уютных и разнообразных мест для туристического лагеря. И как это всегда бывает в местах частого посещения туристов, на берегу много оборудованных стоянок, оформленные костровища с бревнами вокруг для сидения, столы с лавочками, навесы, туристические бани. Правда, прямо под горою стоять не следует: со склона временами падают камни от нередких землетрясений на Байкале.

Оттуда открывается чудесный вид на губу Хары – амфитеатр гор, высотою до 2000 м., продолжающийся далее на Юг, тающей в дали голубой перспективой. Эти горы уже не похожи на Карпаты с их мягкими очертаниями и кудрявыми лесами. Теперь это больше похоже на южный берег Крыма, где-нибудь возле Гурзуфа. Лес подымается в них не выше трети высоты и переходит в кедровый стланик. Еще выше – скалы-останцы, обрывы, резко очерченные складки. Белые пятна снежников в цирках. Облака, временами окутывая вершины гор, закрывая по переменно в разных местах солнечный свет, создают неповторимую игру света и тени на их склонах. На берегу, недалеко от нашей стоянки, прорезая водопадом горный склон, в Байкал стремительно втекает река Куркула. Другое ее название Байкальский ручей. За нею продолжение такого же берега, правда, как я узнал в последствии, не такого красивого, как этот.

Здесь постоянно стоят какиени-будь туристы, все в основном горные, реже водники. Но больше всех – просто отдыхающие на термальных источниках, находящимися на восточной стороне полуострова, где они и стоят. Их завозят из Северобайкалска по воде.

Утром следующего дня мои спасители ушли на Юг. Им не нужно было ни платить лесникам, как другим, ни прятаться, как мне, потому что свой поход, кстати сказать, не особенно спортивный, они оформили как научную экспедицию.

Дня два я сибаритствовал, отдыхая после тяжелого перехода, и был снова совершенно один. Но чувство одиночества отступило, я накануне хорошо от него отдохнул. Замаскировав на берегу байдарку (палатка с воды и так была невидна), я ходил вверх по Куркуле. Тогда испортилась погода, берег заволокло туманом. Но, что интересно, уже в километрах полутора вверх по течению в то же время светило яркое солнце. Ни тумана, ни облаков. Вернулся обратно в хмурую облачность на берег.

На другой день при отличной погоде и хорошей видимости я пошел далее на Юг. Моею целью было тогда, кажется, южное основание мыса Большая Коса, где находится избушка. Я шел по самым живописным местам моего путешествия. Амфитеатр губы Болсодей, мыс Коврижка, и в правду похожий на коврижку, пирожок, – все неповторимо красиво. Наверное, ни в одном месте этого берега Байкала не встречается так много великолепных видов на столь коротком протяжении.

На мысе Мужинай я остановился, чтобы пообедать. Если бы мои сведения об этом месте были более полными, я запланировал бы Мужинай не местом обеда, а одним из главных мест посещения. Но высшие силы и на этот раз обо мне позаботились.

Только я наклонился, чтобы подтянуть байдарку по-дальше на берег, по видимости совершенно пустынный, сколько позволяло видеть зрение, как услышал голос: «здравствуй Сережа». Подняв голову, я увидел совершенно незнакомого мне парня, как мне показалось, материлизовавшегося из воздуха. Он улыбался и подавал мне руку для приветствия. Уже снова начав осваиваться со своим одиночеством, я был совершенно поражен этим явлением. В ответ на мои нечленораздельные звуки недоумения, ибо я еще не понимал, что говорить, он поспешил объяснить ситуацию словами: «не удивляйся, здесь хорошо работает почта». Тогда я совершенно обалдел. Оказалось, этот парень, Дима, как и я ходил по Байкалу в одиночку на парусном тримаране, который он, между прочим очень грамотно сделал из такого же, как у меня, двухместного Тайменя. На другой, южной стороне мыса Мужинай он встретился с моими знакомыми томичами, от которых он узнал обо мне. Увидев же блики солнца на лопастях моего весла километра за два от берега, он догадался, что это могу быть только я. А к месту моей высадки он подошел из-за галечного вала, наметанного штормами.

Дима замечательный человек. Еще не имея достаточно опыта, с картой масштаба 10 км, т.е. совершенно не подходящей, он успел обойти до нашей встречи на своем тримаране не только этот берег, примерно до мыса Большой Черемшаный, но еще северный берег со знаменитым островом Ярки и противоположный, до бухты Аяя, одной из красивейших бухт северного Байкала. Он выдержал несколько страшных штормов, в числе которых горный ветер.

Что такое горный ветер, этот бич Божий западного берега, который также называется по имени реки Сарма, я только читал, а познакомился с ним как раз на Мужинае, задержавшись там ради хорошего общества и красивого места. Он начинается без каких-либо предупреждений и даже часто без предварительных примет, почти со скоростью электрического включателя. Мгновение и дует ужасающей силы ветер, прямо с берега. Воздух из-за гор Байкальского хребта, через перевалы и распадки стремится вниз и обрушивается на берег. Наверное, где-нибудь ближе к середине озера он затихает, а наиболее сильный на берегу. Он прямо скатывается с гор, поэтому закрыться от него совершенно не чем.

На мыс Мужинай смотрят как раз два ущелья, одноименное ему и Молокон. Из них-то и дунуло на нас однажды под ночь. Хорошо моя палатка была в низинке за деревьями, а байдарка между гребнями галечных валов, наметанных штормами. Заколотив колышки до конца в галечный грунт, я сидел в палатке, слушая вой ветра и, презрев свой атеизм, вспоминал про Господа Бога. С Димой все было в порядке, его современная ветроустойчивая палатка стояла тоже удачно. Томичи же, чьи старые брезентовые палатки оказались с наветренной стороны, по словам Димы заваливали их камнями и сидели сверху, чуть не всю ночь, чтобы не унесло.

Мужинай прекрасное место. Он состоит из озера, отделенного от Байкала галечным берегом в 15 – 20 м. шириной. Этот озерный полуостров относится к особенным явлениям на Байкале, т.н. соровым озерам. Кажется, они образуются в следствие галечных наносов от штормов главных байкальских ветров, дующих вдоль берега, с Юга – Култук и с Севера – Ангара. Такие озера есть на мысах Большая и Малая Косы, Болсодей, а также гораздо южнее тех мест, где я был в тот поход – на мысах Малый и Большой Солонцовый. Похожие образования есть и в некоторых заливах. По западному берегу Байкала, южнее Малого моря (акватории, отделенной от большой воды Ольхоном, самым большим островом на озере) таких озер больше нет, а по восточному берегу – нет вовсе, кроме только одного места, чуть южнее дельты Реки Селенги. Хотя я не уверен, что тамошнее образование, называющееся Залив Сор, того же происхождения, что и описываемые здесь озера. Как тип все они называются сор, а рыба в них, где она есть, сорная, хотя и не в смысле плохая.

Соровые озера мелкие, в теплое время хорошо прогреваются. Вода в них сообщается с Байкалом сквозь гальку и, наверное, во время сильных штормов обновляется. В случае с Мужинаем вода в озеро поступает с гор. В озере водится окунь и щука. И если первый вместе таким же традиционным, как и он, карасем распространен в Байкале, то щука, кажется, только в сорах.

По галечным берегам Мужиная повсеместно растет шиповник. Его цветы, нагретые солнцем, отдают очаровательный аромат. Вообще берег весьма уютный, хотя и уступает в обустроенности берегу возле Куркулы. Единственной помехой является невероятное обилие муравьев, живущих не только в гигантских муравейниках, но чуть ли не в самих недрах этих галечных берегов.

Когда летом 2006 г. я посетил Мужинай во второй раз, я узнал тогда от своих более осведомленных товарищей, иркутян, что галька, по которой мы там ходим, в значительной части состоит из разноцветной яшмы.

Я ушел с Мужиная утром после горного ветра. Моею целью был Хибелен, слабо выдающийся мыс с избушкой. По пути, остановившись пообедать на Большой косе, я рискнул искупаться в речке, впадающей в Байкал. Вода в озере была в этом месте так насыщена сносимой ветром пыльцой кедра, что походила на гороховый суп, ей не возможно было пользоваться. Погрузился в речную воду, прозрачную как стеклянная линза, и все тело заломило так, как ломит зубы от холодной воды. В проруби зимой теплее.

После обеда, очень скоро, не доходя до мыса Малая коса, я попал в горный ветер. Он рвал из рук весло, гнал байдарку от берега. Тогда в первый раз в жизни я прервал переход по погодным обстоятельствам, никогда прежде не поворачивал вспять из-за шторма. С трудом я выгреб против ветра к берегу в губу Малая коса, как раз напротив избушки. Хорошо еще этот ветер не достигал своей наибольшей силы.

Ветер с гор на западном берегу может быть даже едва заметным, как я выяснил в следующем байкальском походе. Но всегда он стелется прямо по склону. Однажды мы наблюдали, как целое облако сползало с горы на берег.

Задержавшись в этой губе на день-два, я закончил переход до Хибелена. Карта позволяла идти и дальше, но я от этого отказался. Дима рассказывал, что примерно в районе мыса Большого черемшаного у него пытались вымогать деньги приплывшие на моторке молодые люди, угрожая при этом охотничьим оружием. А вокруг никого: закон – тайга, прокурор – медведь. Поэтому Хибелен, отстоящий от Северобайкальска на 120 км., сделался крайней точкой моего путешествия.

Там я снова лазил в горы. Не знаю, как высоко, но пролетавший мимо меня вертолет я рассматривал сверху. Была отличная видимость при хорошей погоде.

Оттуда я пошел большими переходами обратно. От Хибелена, минуя Большую косу, Мужинай и Коврижку, до мыса Болсодей, от него мимо м. Котельниковского, подальше от берега, до Илийской губы, опять же с избушкой, запримеченной мною еще по пути на Юг. И там встал отдохнуть: больше двух больших переходов подряд идти не желательно. К тому же погода начинала портиться. Уже на подходе к берегу меня погонял в кои-то веки задувший в спину попутный ветер. Это был дующий с Юга «Култук», именуемый по названию крайней западной точки Байкала. На другой день он разошелся во всю, принеся с собою, как обычно, дождь. И крыша в избушке сразу же потекла.

По попутному ветру можно быстро идти. Но берег на ближайшие километров 20 практически не давал никаких прикрытий, а ветер, разогнав огромную волну, расходился пуще прежнего. Мимо прошло судно на подводных крыльях, которое курсирует от Нижнеангарска на Севере до порта Байкал на Юге озера. Но если обычно оно ходило всегда очень далеко от берега, то теперь – в притирку, хоронясь от шторма.

Потом ветер неожиданно и практически мгновенно сменился на прямо противоположный и задул теперь с Севера с такой же большой силой. Этот называется «Ангара», по имени впадающей с Севера в Байкал реки Верхняя Ангара. Позднее я узнал, что у моих знакомых иркутян, стоявших в это время на Гуилге, этот ветер поднял на воздух лежавшую на берегу байдарку. Напрасно теоретик-дилетант будет доказывать, что ветер, дующий против раскаченной прежде волны должен ее гасить. Ни чуть не бывало. На зыбь, оставшуюся после Култука, наращивались теперь пенные гребни, создаваемые Ангарой.

Настало время уходить, а ветер не унимался. Но я решился все равно идти. Это стало моим последним и непредусмотренным испытанием. Оказалось, что одиночный поход опасен еще и тем, что человек лишен постороннего критического контроля за своими действиями. Нельзя было идти. Но меня уже понесло.

Прибой катал с грохотом гальку напротив моей избушки и погрузиться на воду было совершенно невозможно. Тогда я перетаскал вещи на другую, подветренную, сторону Илийской губы, перебегая между волнами, по заваленному буреломом прибойному берегу. Потом перегнал туда байдарку, едва сумев в нее сесть на прибое. Когда я наконец погрузился и выходил, изрядно вымокнув при посадке, волна била уже и в этот берег, а времени было часов пять дня.

Я выгреб на открытую воду, и начались «русские горки». Находясь между волнами, я чувствовал себя как на дне ямы. Потом, взбираясь по нараставшей крутизне волны, пока нос байдарки не пробивал пенный гребень ее вершины, я оказывался наверху, откуда, как с горы, открывался на пару мгновений далеко вокруг вид бушующего Байкала. Потом, опять же как с горы, вниз и все с начала.

Я не далеко еще ушел, когда сорвало заглушку закрывавшую в фартуке окно для отсутствовавшего второго члена экипажа. И в байдарку начала понемногу захлестывать вода. Обыкновенно в подобных случаях я, нарушая все мыслимые правила, проползал сверху байдарки к ее носу и наводил порядок. И только перед лицом этой перспективы я опомнился. Даже если оставленная на секунд 30 байдарка и не развернется бортом к волне, ее все равно перевернет в толчее волн от опрокидывающего момента, который получится, поступи я таким образом. Оказаться же в воде в тех обстоятельствах далеко от берега – верная смерть.

Затолкав заглушку веслом внутрь байдарки, чтобы не смыло, я, поймав удачный момент, развернулся и пошел обратно. Причаливал я уже совершенно вымокшим, вылил из байдарки много воды. Оставив ее на берегу, с вещами я возвратился тем же путем в свою избушку, как Робинзон после неудачной попытки уплыть со своего острова.

Шторм продолжался. Запертый на берегу, я решил идти километров 6 – 7 на м. Котельниковский, чтобы попытаться уплыть с попутным катером в Северобайкальск. Хотя никакие суда не ходили, а как переправлять на пристань байдарку я себе еще не представлял. Переход по склонам гор, то каменистыми осыпями, то по звериным тропам, то по прибойному берегу тоже оставил впечатления.

После этого встреча с людьми сама по себе стала радостью. И вообще это был счастливый день. Лесников обирателей на месте не было. На базе отдыха мне сказали, что ветер стихнет сегодня вечером или завтра, а в такую погоду никакие суда не ходят. Начальница базы отдыха, женщина властная, но добрая, подарила мне помидоров и огурцов из своей теплицы. После долгих недель походного консервного рациона это – настоящий праздник. Тогда я еще не освоил рыбалку на Байкале. Там же я в первые в жизни выкупался в термальном источнике: бассейн глубиною в метр в избушке. Температура градусов 40 – 50. Там переживал я свои приключения, глядя через окошко на бушующий прибой. О доме подумалось и о том, каким счастьем будет вспоминать обо всем этом.

Наученный опытом, обратный путь в свою избушку я проделывал только по верху, не спускаясь на берег. А проснувшись рано утром на следующий день, я с радостью увидел почти полный штиль на воде и восходящее солнце.

Сделав переход около 30 км., я закончил свое путешествие в селе Байкальском. И вовремя: кажется, с Севера опять поднимался ветер. Выброс был также удачен, как и заброс в начале маршрута. После ночевки в домике сторожа я уехал на автобусе вместе с маленькой группой иркутских байдарочников, которые закончили свой маршрут одновременно со мною. Они очень помогли мне потом добраться до ж/д станции Северобайкальска и посадили меня на поезд.

Томичей я больше никогда не встречал, зато переписывался с ними. Узнав, что я историк накануне защиты кандидатской диссертации, одна из них, Оля, просила меня выяснить судьбу ее репрессированного при царе предка, что я и сделал.

Дима, он, к стати сказать, мой коллега преподаватель вуза, Воронежского университета, посещал меня в Москве. Но я, к сожалению, утратил связь с ним. Поэтому, если он прочтет этот рассказ, я прошу его объявиться, хотя бы через редакцию.

С тех пор я трижды ходил по Байкалу, один раз от села Байкальского до Малого моря с командой, второй раз тоже с командой с Верхней Ангары по восточному берегу до Чивыркуйского залива, а в третий раз минувшим летом 2006 г., вместе с теми самыми знакомыми иркутянами, от середины Малого моря до села Байкальского. Но это уже совершенно другие истории.